Лингвистический энциклопедический словарь - происхожде́ние языка́.

Вопрос о П. я. был поставлен в античном языкознании (см. Античная языковедческая тради­ция) в рамках более общих философских дискуссий о сущности языка (вопрос «о правиль­но­сти имён»). Одно из направлений греческой (и позднее эллинистической) науки отстаивало естест­вен­ный, «природный» характер языка и, следовательно, закономерную, биологическую обуслов­лен­ность его возникновения и структуры (теория «фюсей» [φύσει] — «по природе»). Другое направ­ле­ние (теория «тесей» [θέσει] — «по положению», «по установлению») утвержда­ло условный, не связанный с сущностью вещей характер языка и, следовательно, искусствен­ность, в крайнем выражении — сознательный характер его возникновения в обществе.

Эти два борющихся направления фактически продолжали существовать в европейской лингви­сти­ке средних веков и Возрождения, а затем Просвещения до начала или середине 19 в., тесно переплетаясь с дискуссией номиналистов и реалистов (т. е. с обсуждением вопроса о реальности и априорности — апостериорности общих понятий), а затем — картезианцев и сенсуалистов (т. е. с обсуждением соотношения рассуждения и чувственного опыта). Однако только начиная с 18 в. проблема П. я. была поставлена как научно-философская (Ж. Ж. Руссо, И. Г. Гаман, И. Г. Гердер). Итогом развития исследований в этой области явилась концепция В. фон Гумбольдта, согласно которой «создание языка обусловлено внутренней потребностью человечества. Он не только внешнее средство общения людей в обществе, но заложен в природе самих людей и необходим для развития их духовных сил и образования мировоззрения...». В этой концепции (вслед за Гердером) обращается внимание на единство развития мышления и языка в антропогенезе и на неправомерность сведе́ния проблемы П. я. к узко языковедческому подходу. Народ «создаёт свой язык как орудие человеческой деятель­но­сти», — пишет Гумбольдт; это диалектическое положение стимулировано идеями Г. В. Ф. Гегеля. Гумбольдт отрицал сознательный характер языко­твор­че­ства, что резко противо­по­став­ля­ет его взгляды распространённым в 18 в. концепциям «обществен­но­го договора». Гегель оказал большое влияние на философию языка 19—20 вв., так, с его теорией развития связаны положения А. Шлейхера о процессах «языкового созидания» в доистори­че­ский период под влиянием творческого инобытия духа человечества в языке. Напротив, Х. Штейнталь, опираясь на мысли Гердера и Гумбольдта, утверждал идентичность проблем сущности и происхождения языка на основе единства творческой деятельности народного духа как в доисторический, так и в исторический периоды. Штейнталю принадлежит мысль о господстве в доисторический период внутренней языковой формы, что связано с особен­но­стя­ми восприятия и осознания мира первобытным человеком; сходные мысли высказывал А. А. Потебня. Свои общие положения Штейнталь конкрети­зи­ро­вал в теории звукоподражания (см. Звукоподражания теория). Оппонентом Штейнталя выступил, в частности, В. Вундт, развивший дуалистическую концепцию, согласно которой язык зарождается как «инстинктив­ные движения, источник которых лежит в представлениях и аффектах индивидуального сознания... Но языком эти выразительные движения могут сделаться только в обществе, где люди живут в одних и тех же внешних и внутренних условиях». Выражая «внутреннюю жизнь», язык «тотчас переходит в совокупность индивидуумов».

Важным шагом к правильному осмыслению проблемы П. я. была выдвинутая Л. Нуаре трудовая теория П. я., согласно которой язык возник в процессе совместной трудовой деятель­но­сти первобытных людей как одно из средств оптимизации и согласования этой деятельности. Трудовая теория развивалась также в работах К. Бюхера, видевшего истоки языка в «трудовых выкриках», сопровождавших акты коллективного труда.

В зарубежной науке 20 в. в трактовке вопросов П. я. господствуют два крайних направ­ле­ния. Одно, «натурализующее», пытается вывести язык из форм поведения (в частности, коммуни­ка­ции), присущих животным, рассматривая эти формы как проявление единых, изначально присущих животным (и человеку) биологических тенденций («теория контактов» Д. Ревеса и др.). Предста­ви­те­ли другого, «социологизирующего», направления, напротив, пытаются усмотреть у животных уже сложившиеся формы социальной жизни и приписывают им специфически человеческие особенности отражения и осознания действительности; отсюда, в частности, попытки обучения высших приматов человеческому языку, поиск у дельфинов «языка» человеческого типа и т. п. В обоих случаях язык выступает как своего рода прибавка дополнительных выразительных средств к определённого рода деятельности; отсюда часто встречающиеся попытки свести проблему к изучению П. я. как абстрактной системы из систем коммуникативных, точнее сигнальных, средств, присущих животным. Между тем уже в работах основоположников марксизма чётко показано, что решить проблему П. я. невозможно, если не ставить одновременно вопроса о происхождении специфически человеческих форм отражения и деятельности, генетически связанных с языком.

Марксистское осмысление проблемы П. я. дал Ф. Энгельс в своем известном фрагменте «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека» (1876). Основной мыслью Энгельса является неразрывная внутренняя связь развития трудовой деятельности первобытного человеческого коллектива, развития сознания (и вообще психики) формирующегося человека и развития форм и способов общения. Общение развивается (и затем возникает язык) как необходимое следствие развития производственных и других общественных отношений в трудовом коллективе — у людей появляется что сказать друг другу — и в то же время служит опорой для возникновения высших форм психического отражения, для складывания челове­че­ской личности: «Сначала труд, а затем и вместе с ним членораздельная речь явились двумя самыми главными стимулами, под влиянием которых мозг обезьяны постепенно превратился в человеческий мозг» (Соч., 2 изд., т. 20, с. 490). Эти мысли подробно развиты К. Марксом и Энгельсом также в «Немецкой идеологии» (см. Маркс К., Энгельс Ф. о языке).

С психологической точки зрения развитие психики первобытного человека под влиянием труда и общения не сводится только к развитию мышления, только к развитию форм осознания человеком окружающего мира: язык, в т. ч. в его первобытных формах, участвует в различных сторонах психической жизни, опосредуя не только мышление, но и восприятие, память, воображение, внимание, эмоциональные и волевые процессы, участвуя в мотивации поведения и т. п. Без языка невозможны присущие человеку формы познания мира и способы взаимо­от­но­ше­ния с действительностью.

С лингвистической точки зрения ошибочна распространённая тенденция искать «перво­быт­ные» черты в структуре современных языков или, напротив, переносить их особенности (в частности, членораздельность) на язык первобытного человека. Никакие данные, получен­ные путём анализа и сопоставления современных языков, хотя бы они и касались более древних эпох их развития (например, данные, полученные в сравнительно-исторических иссле­до­ва­ни­ях), не имеют суще­ствен­но­го значения для проблемы П. я. как свойства, отличающего человека от животного, так как эпоху возникновения языка отделяют от самой «глубинной» реконструкции значительно более протяжённые периоды, а главное, — все эти данные относятся к эпохе, когда уже сложилось человеческое общество, обладающее вполне сформи­ро­вав­шим­ся звуковым языком (см. Глоттогенез). Между тем П. я. связано с гораздо более архаичными формами взаимоотношения людей и относится ко времени возникновения общества. Кроме того, язык как средство общения вообще мог возникнуть лишь как следствие появления определённых социальных функций общения (см. Функции языка).

Социологическая сторона проблемы П. я. как раз и сводится к вопросу об этих социальных функциях общения в первобытном коллективе. Они несводимы к тем элементарным биологическим потребностям, которые удовлетворяет звуковая сигнализация у животных. «Членораздельная речь могла сложиться в условиях образования сравнительно сложных форм общественной жизни..., она способствовала выделению общения из непосредственного процесса производства в относительно самостоятельную деятельность» (А. Г. Спиркин, «Происхождение сознания»). Можно предпо­ло­жить, что функции общения развивались от «стадной стимуляции» (Н. Ю. Войтонис) к функции обществ, регуляции поведения и затем, когда средства общения получили предметную отнесённость, т. е. сформировался собственно язык, — к знаковой функции.

Физиологически П. я. необъяснимо, если анализировать лишь отдельные анатомо-физио­ло­ги­че­ские отличия в строении мозга, органов речи и слуха у человека по сравнению с высшими животными. Однако в современной науке, особенно зарубежной (Э. Х. Леннеберг, США), сильна тенденция выводить особенности человеческого языка из врождённых психо­фи­зи­че­ских механизмов. Физио­ло­ги­че­ская основа речи человека — это сложная система связей, объеди­ня­ю­щих различные зоны коры головного мозга в особую, так называемую функцио­наль­ную, систему. Эта последняя формируется на базе врождённых анатомо-физиологических предпосылок, но несводима к ним: она формируется у каждого человека в отдельности в процессе его развития. П. я. и есть — с физиологической точки зрения — возникновение таких, обслуживающих процесс общения, «функциональных систем» под влиянием развития труда и всё большего усложнения общественных отношений.

А. А. Леонтьев.